«Холе нефеш», душевнобольной - так на иврите называется человек, страдающий психическими расстройствами. Раввины разных общин, вдобавок к своим прямым обязанностям, как правило, играют и роль «врачевателей души».
В пригороде Амстердама, именуемом Амстельвеен, где расположена еврейская психиатрическая больница, мы встретились с раввином Биньямином Якобсом, главная миссия которого – оказание помощи людям, страдающим душевными расстройствами и обращающимися в эту клинику…
По сути, Биньямин Якобс выполняет двойные функции. Он и раввин клиники Sinai centrum («Синайский центр») - чисто еврейского заведения, действующего и как своеобразный музей, в котором выставлены всевозможные произведения еврейского искусства, и как молельный дом. Все пациенты, желающие участвовать в молитве, приходят в синагогу при еврейской больнице.
Как Вы определяете свои функции в еврейской психиатрической клинике Sinai centrum?
Вначале я хотел бы рассказать о своей работе в качестве раввина небольших еврейских общин, рассредоточенных по всей Голландии - так будет легче понять атмосферу, в которой мы тут работаем. Мои функции раввина ясны – приближать людей к их духовным корням, к религии. Эту миссию я выполняю с особой щепетильностью, гибкостью и осторожностью, дабы ни в чем не преступить предписания Галахи (еврейского законодательства). В этом мне помогают шесть раввинов, ведущих индивидуальную работу с прихожанами в небольших еврейских общинах.
То же самое могу сказать про свою работу в клинике. Правда, здесь моя цель – прямо противоположная функции раввина. То есть, ни в коем случае не приближать людей к религии. Это запрещено мне и всему персоналу, ведь речь идет о людях со слабой психикой, оказавшихся в тяжелом положении. Проповедуя как раввин, я уподоблюсь тем католическим священникам, которые в годы Катастрофы прятали евреев, чтобы обратить их в христианство. Люди тут очень ранимые, и с моей стороны было бы в высшей степени нечестно использовать мои знания и подготовку, чтобы склонять этих несчастных к чему бы то ни было. Не говоря уже о том, что в иудаизме прямо запрещено делать это. Я считаю, что каждый, оказавшийся в клинике Sinai centrum, должен выписаться из нее со своими прежними убеждениями. Иными словами, верующий останется верующим, а атеист вернется домой атеистом.
Кроме того, я президент, т.е., руководитель Комитета раввинов Голландии. Но тут, в клинике, всем распоряжаюсь не я, а врачи. Они, а не раввин играют здесь главную роль. В конце концов, задача клиники - лечить людей. Это, прежде всего, медицинское учреждение, а не синагога. Со мной в качестве ассистентов работают еще три раввина, и если я увижу, что кто-то из них использует свое положения для обращения людей в лоно религии, я тут же его уволю. Конечно, если какой-то пациент захочет узнать что-то о религии, мы всегда к его услугам. Кроме того, мы устраиваем лекции и дискуссии на темы религии, и в них может принять участие любой желающий. Здесь я использую еврейскую религию как подспорье в решении тех или иных проблем. Я часто привожу примеры и цитаты из Библии, чтобы проиллюстрировать, как с их помощью можно решить проблемы современного человека.
Каковы Ваши задачи как раввина психиатрической клиники?
Моя работа здесь делится на две очень далеки друг от друга части: собственно раввина и этакого духовного наставника, советника. Это не так просто, как кажется. Конечно, мой главный «инструмент» - иудаизм, но я должен разбираться и в психиатрии. Но я, конечно, не психиатр и даже не психолог. Мне было 33 года, когда я взялся за это дело. Администрация клиники очень хотела направить меня изучать психиатрию, они считали, что это очень поможет мне в работе в клинике. Но я все обдумал и решил, что если я получу диплом врача, то, скорее, буду врачом, а не раввином. И решительно отказался от этой затеи. Однако, чтобы успешнее помогать пациентам, я стараюсь следить за всеми веяниями в психиатрии и психологии, читаю специальную литературу, хотя делаю все это не как профессионал. Я хочу быть только раввином.
Приведу пример специфики своей работы в клинике. В некоей семье отец остался без работы и целыми днями сидел дома. Естественно, начались ссоры с женой, от этого страдали дети и семья, которая в конце концов начала разваливаться. Но что же дальше? Психиатр назначит ему успокоительные препараты. Психолог сообщит, что его проблемы с женой проистекают из сложностей с матерью в детстве и отправит отца семейства на курс психотерапии. Соцработник заявит, что корень проблемы в том, что он ничем не занят, и предложит ему ту или иную волонтерскую работу. А раввин все взвесит и скажет, что недопустимо так обращаться с близкими, и что этому человеку попросту надо взять себя в руки и.
Вы спросите, кто же прав? Правы все, но каждый – по-своему. А секрет успеха - в сочетании усилий всех этих четырех специалистов. Мы стараемся насколько это возможно создать в клинике еврейскую атмосферу, встречать субботу, отмечать Хануку и Пурим и т.д. Кроме того, у нас при больнице есть некое подобие синагоги, в которой собраны произведения иудаики, напоминающие о еврейских традициях и придающие верующим людям ощущение близости к своим корням. Разумеется, в клинике соблюдаются нормы кашрута.
Еще одно важное направление нашей работы – ознакомление персонала с основами иудаизма. Еврейская атмосфера создается здесь не только раввинами, но и всем персоналом. Поэтому важно, чтобы медики и обслуживающий персонал разбирались в этих вопросах. Наши пациенты поступают в специфически еврейское место, и нам важно, чтобы это всячески подчеркивалось. К примеру, в клинике все должны правильно произносить слово «шаббат» (суббота) – это важно и для религиозных, и для нерелигиозных евреев. Конечно, я охотно общаюсь и помогаю не только еврейским пациентам клиники. Недавно к нам поступил человек, потерявший очень близкого родственника. Он был глубоко потрясен этой утратой – вначале реагировал неадекватно бурно, потом впал в депрессию... Лечащий его психолог обратился ко мне за помощью. Врач назначил положенный курс лекарств, а я попросту беседовал с ним о жизни, о смерти, о жизни после смерти...
Бывает и так, что человек осознает, что нуждается в психиатрической помощи, но, стесняясь обратиться в специальную клинику, приходит вначале ко мне. Если я понимаю, что человеку в данном случае нужен психиатр или психолог, я обычно говорю, что у меня очень плотный график, и что встретиться мы сможем только в клинике, но не как с пациентом, а просто потому, что на встречу в другом месте у меня нет времени. Надо понимать, что людям трудно идти на такой шаг, как обращение в психиатрическую клинику. Вот я и облегчаю им эту задачу.
Бывает ли, что Вы принимаете непосредственное участие в лечении?
Конечно. Иногда прямо, порой - косвенно. Очень много говорят о чудовищных душевных травмах людей, переживших Катастрофу, а также об их потомкам во втором и даже третьем поколениях. Приведу пример, связанный с войной, причем, не имеющий отношения к депортации в лагеря смерти. Недавно к нам обратился мужчина, очень переживавший из-за того, что он не знал, кто его отец. Во время войны его мать пряталась от нацистов в укрытии, в котором было очень много мужчин. Естественно, со временем, она вступала в интимные отношения с некоторыми из них, и не знала точно, от кого именно забеременела. Родившийся ребенок страдал от этого всю свою жизнь. К Торе его вызывали по отчеству «бен Авраам» (сын Авраама) – это эвфемизм выражения «сын неизвестного». Однажды лечащий психиатр попросил меня поговорить с ним. Пациент поведал мне, что ему всегда казалось, что его отца звали Йоэль. Я тут же сказал, что он абсолютно прав, и что в следующий раз, когда его вызовут к Торе, он должен попросить называть себя «бен Йоэль». Большая часть проблемы была решена в одночасье. С тех пор он перестал быть сыном неизвестного, превратившись в человека, у которого есть нормальное отчество. Конечно, я не знал, кто на самом деле его отец, но это и неважно.
Вы можете рассказать о случае, прямо связанном с Катастрофой?
Как-то в автобусе ко мне подошла женщина и сказала, что ее отец - очень уважаемый в мире Торы раввин - был депортирован и погиб в Освенциме спустя два дня после того, как вел общественную молитву на Йом Кипур. Сама она маленькой девочкой была отправлена в концлагерь, и все это оставило в ее душе страшные травмы. В результате, она решила более не иметь ничего общего с еврейством, даже замуж вышла за нееврея. И всю жизнь ее мучил вопрос, почему спустя 48 часов после молитвы на Йом Кипур Бог допустил столь чудовищное деяние.
В первую очередь, я должен был объяснить ей, что далеко не всему на свете можно так просто найти рациональное объяснение. Но главной моей задачей в тот момент было помочь ей понять необходимость жить дальше и не терзать себя ежеминутно вопросами, на которые нет ответа. Если же мне не удается убедить человека, я обращаюсь за помощью к специалистам в клинике.
Одна из особенностей любой еврейской больницы – соблюдение норм еврейской медицинской этики. Вы всегда считаетесь с этими нормами?
Я председатель комитета по медицинской этике. Разумеется, эти вопросы привлекают мое особое внимание. Естественно, прежде всего, с учетом интересов пациента. Невозможно принять решение по таким вопросам, не зная, что происходит с конкретным человеком. Особенно это верно в отношении психиатрии – тут ведь речь идет не о наложении гипса на сломанную ногу. Приведу пример.
Как известно, в старости память выкидывает с человеком странные штуки, и ему в новом свете открывается далекое прошлое. У нас была пациентка, память которой зациклилась на годах войны. Она боялась всего на свете, ухаживать за ней становилось все труднее. Она была очень агрессивной, бросалась на персонал с кухонными ножами и вилками. Лекарства ей назначали пригоршнями, но ничего не помогало. И тогда лечащий врач предложил искусственно ввести ее на пять дней в состоянии комы, что позволило бы начать лечение с самого начала. Этот метод, по мнению врача, мог обеспечить больной относительное спокойствие на последующие десять лет. Почему они обратились ко мне? А потому, что такие методы очень опасны, искусственное введение в состоянии комы может оказаться не пятидневным, а вечным. Вопрос заключался в том, есть ли у врача с точки зрения этики право так рисковать? Когда врач и психолог изложили мне все «за» и «против», я все взвесил и заявил, что мы не вправе принимать такое решение. Так как врач и психолог не могли точно предположить, что произойдет с пациенткой по истечении этих пяти дней, мы решили обратиться к невропатологу из другой клиники, лучше разбирающемуся в этих вопросах. Тот дал добро на процедуру под своим личным наблюдением. Оказалось, что в случае, если ситуация ухудшается, есть несколько способов прекратить процедуру. Наш психиатр, изучавший общую медицину двадцать лет назад, этого попросту не знал. Слава Богу, все обошлось. А если бы все кончилось плохо, семья предъявила бы претензии к клинике, заявив, что врачи убили ее бабушку, отказывавшуюся от такого метода лечения. Обращение врачей ко мне привело к тому, что мы обратились за консультацией к специалисту, компетентному решить вопрос и обеспечить правильный ход лечения, что, разумеется, полностью соответствует нормам иудаизма. Должен сказать, что после 33 лет работы в этой области у меня не было ни одного расхождения с врачами, мы всегда приходили к согласию.
Как Вы стали раввином Sinai centrum?
Надо понимать, что в психиатрическую клинику куда легче попасть, чем из нее выбраться! Молодым раввином меня пригласили в городок Амстерфорт, чтобы возглавить там представительство Любавических хасидов и быть духовным наставником тамошней общины. Как раз в то время там размещалась еврейская психиатрическая клиника. С тех пор клиника сменила местоположение, изменила методы работы и структуру, а я менялся вместе с ней, набирался опыта. Я же говорю: отсюда действительно не так просто выбраться! Впрочем, этого я вовсе не хочу. Мне радостно видеть результаты того, что я здесь делаю. Конечно, когда я встречаю где-нибудь пациента, выписавшегося из нашей клиники, он делает вид, что мы не знакомы. Но такова цена, которую мы должны платить за локальные успехи в глобальной войне против человеческих болезней.
|
