Тот, кто впервые встречает Мати-Майера Тугендхафта еще до того, как он произнесет хотя бы слово, уже оказывается очарованным его улыбкой. Это - человек поразительного обаяния, остроумный, доброжелательный, его взгляд излучает мудрость. Начав свой жизненный путь, не имея за душой ни гроша, он стал преуспевающим бизнесменом. И на первый взгляд никак не скажешь, что этот человек в молодости пережил нечеловеческие страдания.
Важно отметить, что одной из особенностей Катастрофы голландского еврейства, унесшей жизни 80 процентов еврейского населения страны, стало то, что среди выживших в этой бойне довольно много детей, скрывавшихся в самых разных убежищах. Согласно достоверным данным, голландское подполье сумело спрятать от 15 до 16,5 тысяч человек. На самом деле прятались около 24 тысяч, но девять из них были схвачены и переданы эсэсовцам местными коллаборационистами. Конечно, те, кто прятали в те годы евреев, страшно рисковали, многие поплатились за это жизнью. И теперь все дети, выжившие в те страшные годы, рассказывают свои личные истории. Как и везде, где детей укрывали от преследований нацистов, были случаи их постепенного обращения в христианство, и даже, увы, надругательства над беззащитными детьми. Очень многие из укрытых детей так и не увидели больше своих родителей, а некоторые, такие, как Мати, после долгих скитаний и мытарств вернулись в лоно семьи. Конечно, мы не можем пересказать истории всех этих детей. Здесь мы приведем только историю Мати – весьма характерную и поучительную.
Родился Мати 20 ноября 1937 года в Амстердаме. Его отец, еврей польского происхождения, до этого много лет прожил в Дюссельдорфе. Тяжелое экономическое положение Германии и приход к власти Гитлера заставили семейство Тугендхафт перебраться в Голландию, куда Исаак (Фриц) Тугендхафт прибыл в 1934 году. В Голландии он встретил девушку по имени Фрида - дочь главного раввина Маастрихта. Они полюбили друг друга, поженились в 1936 году и произвели на свет двоих детей – Майера в 1937 году и Тренетте - в 1939-м. Так как Исаак прекрасно знал немецкий, то в годы нацистской оккупации он был привлечен в качестве переводчика местной общины. Угроза голландским евреям нарастала постепенно, и супруги Тугендхафт с двумя маленькими детьми решили сменить и место жительства, и фамилию. Майер стал Мати Геверсом и, благодаря мужеству нескольких людей, в том числе, местного католического священника, оба ребенка семьи Тугендхафт были спрятаны в Бельгии, а их родители укрылись в Маастрихте.
Мати переводили с места на место, какое-то время его прятали в монастыре. Впоследствии он побывал в городах Хеерлен, Хоенсброк, Зиттард, но в 1943-м, на свою беду, оказался в Либмбурге у одного фермера, согласившегося его спрятать. У фермера было трое детей старше Мати. Семейство держало крупное хозяйство, разводило коров и лошадей. Мати было поручено пасти лошадей. Но пасторальная история очень скоро превратилась в кошмар. Каждое утро, с рассветом, когда вся семья отправлялась доить коров, фермер поднимал Мати с постели и начинал его жестоко, иногда по-садистски избивать…
Затем он душил его палкой и насиловал, повторяя эти зверства вновь и вновь. Наступила зима, а фермер гонял Мати голышом по полю, потом топил его в замерзшем канале. Однажды он оступился и упал на колышек. В ухо Мати попала инфекция, оно воспалилось, и фермер попросту отрезал ножом зараженную часть уха. Лишь спустя много лет, благодаря пластической операции, Мати сумел восстановить изуродованное ухо. Бывало, что дети фермера пытались вступиться за Мати, но фермер держал в страхе всю семью. Завидев приближающегося садиста, Мати всегда хотел спрятаться, но знал, что за это ему придется жестоко расплачиваться. Священник, приведший Мати к фермеру, навещал его раз в неделю, но фермер ни на минуту не оставлял их наедине. Когда священник заметил раненое ухо Мати, фермер спокойно проронил: «Врач сделал все, что нужно»…
Однажды, когда жена фермера раньше обычного вернулась с поля, она нашла маленького Мати на кухне подвешенным, посиневшим и без сознания. Она его отвязала и устроила мужу страшный скандал. С тех пор она старалась не спускать с мальчика глаз. Спустя некоторое время священник решил передать мальчика другому семейству в Климмене. По пути он на короткое время снова встретился с родителями, а дальше его ждали новые тяжкие испытания. Когда он рассказал родителям о пережитом в доме фермера, ему попросту не поверили. Действительно, было трудно поверить, что человек, согласившийся, рискуя жизнью, спрятать у себя еврейского ребенка, способен на такие мерзости. Было решено, что с родителями ему оставаться опасно, Мати отправили в Климмен, где он и прожил до конца войны в нормальной семье. И после войны он сохранял самые тесные связи со своими приемными родителями.
Как Вы объясняете поведение того фермера, совершившего столь мужественный и щедрый поступок и одновременно творившего с Вами такие зверства?
Никакого разумного объяснения этому быть не может. Как бы то ни было, я со временем пришел вот к какому выводу. Там, где мы находились, было очень много немцев. А я всем рассказывал, что нам пришлось оттуда выбираться, так как мы - евреи. Однажды я повстречал еще одного мальчика из Маастрихта, его звали Михель Шлайн, наши родители дружили, он был нашим соседом. Я принялся расспрашивать его обо всем, но на следующий день его забрали дальше. Видимо, фермер испугался, что если меня схватят, я все разболтаю – откуда я, кто я и т.п. И он постоянно твердил мне: «То, что я делаю с тобой, не идет ни в какое сравнение с тем, что сделают с тобой немцы!»… Если это не объясняет его поведения, значит он был просто душевнобольным человеком.
Но Вам больнее всего было то, что родители Вам потом не поверили. Как Вы пережили эту травму?
Как Вы понимаете, моя история базировалась на личных воспоминаниях. Мне предложили взять машину и проехать по всем местам, где я прятался. Как только я подъехал к тому переулку, я тут же узнал дом. Все те жуткие воспоминания снова нахлынули на меня, я был потрясен, это было как кошмарный сон. Меня потрясло, что я как бы снова пережил все это, что все, что я рассказывал родителям, было сейчас снова у меня перед глазами. Это вовсе не было выдуманной историей ребенка, я явственно переживал и чувствовал все, что переживал и чувствовал тогда, в далеком детстве. Я хотел было выйти из машины, но не мог и попросил приятеля как можно скорее увезти меня из этого страшного места. Спустя два года тот же приятель спросил меня, не хочу ли я снова попытаться вернуться туда. Я решил, что надо попробовать еще раз и даже почувствовал, что смогу зайти в тот страшный амбар. Приехав туда, я узнал, что этот дом был продан знакомому моего друга, жившему в доме неподалеку. Он купил тот дом, чтобы снести его и выстроить на его месте новое здание. Когда мы зашли в дом, он был пуст, ведь его уже приготовили под снос. Мы попросили у нового владельца ключи, но он настаивал на том, чтобы мы рассказали, зачем нам так нужно зайти туда. Я рассказал ему свою историю, а он поведал в ответ, что еще во время войны слышал, что в том доме прятали еврейского ребенка и жутко надругались над ним. Он посоветовал нам заглянуть в трактир на углу и сказал, что его хозяин получил почетный знак мемориала «Яд ва-Шем» за то, что во время войны скрывал у себя еврейских детей. У него, мол, была очень большая ферма, и на ней он смог спрятать полсотни детей, да еще нескольких английских летчиков, самолет которых был сбит.
И что Вы почувствовали, зайдя в тот дом?
Не скрою, мне потребовалось сделать над собой чудовищное усилие, чтобы зайти туда. Но когда я переступил порог, все внутри меня как-то сразу успокоилось. Я увидел место, где тот фермер меня подвешивал и избивал, потом увидел и канал, в котором он меня топил в ледяной воде, в общем, я осмотрел там каждый уголок.
А в тот трактир Вы тоже зашли?
У входа в заведение я увидел нескольких человек - это были дети того фермера. Рядом была женщина, ей было под восемьдесят. Я подошел к ней и спросил, знает ли она фермера по фамилии Опендрут, который прятал у себя еврейского ребенка во время войны. Она ответила: «Пейте свой кофе и ступайте своей дорогой. Я не желаю об этом говорить!». Я сказал ей, что знаю, что она удостоена почетного знака мемориала «Яд ва-Шем» за то, что она сделала во время войны. Эти слова будто что-то в ней изменили, она тут же заулыбалась и пригласила меня присесть. Мы разговорились. Она, конечно, рассказала все, что происходило у нее в доме и в какой-то момент добавила: «У всех на устах был ребенок, которого мучил Опендрут». Это было для меня как момент истины. Спустя 60 лет я наконец убедился, что все, пережитое мной тогда, не было плодом моего воспаленного детского воображения. Увы, было слишком поздно, ведь тогда мои отец и мать уже скончались.
Что произошло с Вами после войны?
После того, как меня забрали у того фермера и до окончания войны я побывал еще у десяти разных семей, пока не осел в семействе Климмен. Они воспитывали меня как христианина, я пел в церковном хоре и по сей день прекрасно помню все христианские ритуальные песни. Но я всегда помнил, что я еврей. Но, думаю, если бы родители нас потом не нашли, мы бы с сестрой выросли христианами. Мою сестру Тринет прятали в монастыре в Бельгии. Спустя несколько лет после войны она побывала в том монастыре, узнала сестер, прятавших ее, те ее тоже узнали, она их сердечно благодарила за все и предложила побывать в Израиле.
Как вы отыскали своих родителей?
Отыскать их мне удалось благодаря матери супруги скрипача Андре Рея. Она сама некоторое время прятала всех нас в первые дни войны, а потом раздобывала моим родителям продовольственные карточки. Она всегда знала, где меня прячут, и по окончании войны сделала все, чтобы наша семья воссоединилась. Должен отметить, что сразу после войны мой отец остался гол как сокол, но даже те гроши, что ему удавалось раздобыть, он тратил на еду, которую раздавал тем, кто прятал его и его семью, в том числе и монашкам, прятавшим Тринет. А тот фермер, что меня мучил, потребовал от отца огромных денег. Поэтому отец ему ничего не дал.
Интересно, что после всех пережитых Вами страданий и полученного христианского воспитания решили остаться евреем. Не хотелось ли Вам когда-нибудь уйти от еврейства, из-за которого Вы так настрадались?
Ни в коем случае! Наоборот, с момента создания Государства Израиль я ощущаю огромную гордость. Когда мы нашли наших родителей, все зажили настоящей еврейской семьей. Когда мы все воссоединились, нам с сестрой было пять и семь лет соответственно, и мы узнали, что у нас родился еще маленький брат по имени Бенни. Он родился во время войны, и тогда ему невозможно было сделать обрезание. Он был первым ребенком, прошедшим обряд обрезания в Голландии после войны. Это сделал американский военный врач.
Вы очень преуспели в Голландии и стали одним из самых крупных филантропов. Как устроилась Ваша жизнь в Голландии?
После всего пережитого мне было очень трудно учиться в обычной школе. Меня очень травмировало, что окружающие мне не верят и издеваются, говоря, что я, мол, навыдумывал всякой всячины. Я уже сам начал сомневаться, было ли все это на самом деле, или я принимаю за реальность дурной сон. Я очень рано пошел работать, и сумел создать очень преуспевающее предприятие. Думаю, мне повезло. Я верю, что возможность преуспеть мне была дарована, чтобы я мог помочь другим людям. Один из проектов, которым я сейчас занят по горло - строительство новой еврейской больницы в городе Амстельвеен и психиатрической клиники «Еврейский центр Синай». Я также очень предан Израилю и считаю помощь ему своей важнейшей миссией.
С Майером-Мати мы могли говорить еще часами. Пережитые им чудовищные духовные и физические страдания, возможно, с годами ослабли, но полностью эти раны так никогда и не заживут.
|
